Троллейбусные маршруты.
(Дочитайте до конца первую часть, ее писал не я. А потом вторую написанную мной)
Троллейбус проехал еще пару метров и замер окончательно. Вечер и центр.
Куча машин, спешащих по своим делам. Прислонившись разгоряченным лбом к
холодному стеклу троллейбусного окна, я смотрю на бледные звезды на вечернем
небе. За городом они гораздо ярче, их не глушат фонари. Фонари-фонари,
суррогат, призванный заменить нам, городским жителям, лунный свет.
У машин впереди погасли красные огни, и они тронулись с места. Все
спешат куда-то, торопятся. Я вдруг вспомнила прошедшие выходные.
Снова осень. Золотые листья шуршат под ногами, когда выходишь на улицу.
Они падают тебе под ноги, и на голову. Ты стряхиваешь их с куртки и
вытаскиваешь из пакета. Золотые листья, память о прошедшем сгоревшем лете.
Почему в это чудесное, яркое время года так тянет на ненужные
воспоминания? Почему начинаешь вздрагивать от телефонных звонков, а не
удаленная вовремя папка с письмами заставляет наворачиваться непрошеным слезам.
И бежишь на улицу, чтобы скрыться от этого. Бежишь куда-то, с иллюзией свободы
в сердце, вслед за ветром. И вот знакомый парк и знакомые дорожки. И знакомые
воспоминания. Как зубная боль, ни один анальгетик не помогает. Садишься на
лавочку возле пруда, у осколков того, что было и перебираешь эти осколки, пока
не поранишься.
Провернуть год назад... Нет, не нужно. Это слишком больно, а мы хотим
быть сильными, да? И как Скарлетт О`Хара, встаем с лавочки со словами: я не
буду думать об этом сейчас, я подумаю об этом потом. Хорошо бы, да только потом
все труднее и труднее. Может, нужно было подумать об этом сразу, а не прививать
себе годами безразличие. А в парке тишина. Одинокие прохожие и листья.
Снова долгая остановка. Напротив окна рекламный монитор, где без конца
меняются картинки. Он завораживает, притягивает к себе взгляд. Долго стоим. А
мысли плывут неспешной чередой, перескакивая с одного на другое, как горная
речка по порогам.
Москва-Москва, ты изменилась за последние годы. Приобрела осанку и
уверенность, замаскировала черные дыры развалин блестящими фасадами. Вон они,
купола Храма Христа Спасителя. Богатое место для замаливания грехов. Гордое и?
неприступное, словно крепость. Золотые купола, укутанные в сумерки, словно в
плащ. Непросто найти покой в твоих стенах. А где его найти просто?
Еще несколько шагов. Москва-река. Грязная вода и рыбаки по всей
набережной. Что они ловят? Или это хобби сродни поездке на троллейбусе по
вечернему центру? Долго, безумно долго, и почти без результата.
А за спиной - Гоголевский бульвар. Почему вспомнила? Просто увидела
такое юное прекрасное счастливое лицо. Пять красных гвоздичек зажаты в
маленьком кулачке, а глаза сияют. Сразу подумалось, откуда берется надежда? Что
заставляет ее, такую юную лететь над тротуаром с загадочной улыбкой на губах.
Поворот, библиотека имени Ленина и Манежная площадь. Мрачная
монументальность одного и вызывающая веселость другого. Контрасты. В Москве
сейчас вообще много контрастов. Новое рядом со старым, нищета напротив
богатства. Благородство и вульгарность на расстоянии вытянутой руки.
Снова стоим безумно долго. Справа и чуть впереди в троллейбусе лицом ко
мне сидит старик. Спина прямая, сухие руки церемонно сложены на коленях. А
взгляд пустой. Что делает взгляд пустым? Никогда об этом не задумывалась.
Ну вот, поехали, наконец. Роскошь центра, Большой театр около ЦУМа, и
тут же рядом гостиница "Националь" и еще ряд торговых комплексов. И ДУМа.
Правительственные машины стоят только что не на дороге. Им все позволено, они
же не простые смертные. Вот и стоят, вызывающе поблескивая чистой лаковой
поверхностью и тонированными стеклами, а между ними ходят довольные сытые люди,
с презрительным недобрым взглядом. Они уверены в себе и в своем будущем, но в
них нет сострадания. Может, потому, что они не представляют, как можно жить
по-другому.
Снова покосилась на старика. А вот он представляет, к сожалению. Почему
у нас такое неуважение к старости? Может, мы просто ее боимся? Эти старики -
наглядное доказательство нам, что наша молодость не вечна, что однажды наступит
момент, когда мы станем не всесильными. А были ли мы когда всесильными, или это
еще одна из иллюзий, которую нам так услужливо подбрасывает жизнь?
Еще один поворот и спускаемся под горку, к Китай-Городской стене. Здесь
мне выходить. Я даже почти рада, что этот длинный переезд окончен. И еще одна
картинка на прощание. Он и она. Стоят рядом, а будто врозь. Подходит
троллейбус, она не оглядываясь, заходит внутрь, а он медлит минуту и уходит. И
вдруг, она оглядывается. Этот взгляд? Зачем, ах, зачем он ушел?! Так и хочется
схватить его за руку, остановить, показать. Но поздно. Она отворачивается,
троллейбус трогается с места.
Как легко бывает расстаться иногда.
Не спеша иду к метро. Над головой - звезды и фонари, все перемешалось,
стерлись границы. Обычный осенний московский вечер. Обычная жизнь вокруг.
Кто-то встречается, кто-то расстается. Еще мгновение медлю у входа в метро,
вдыхая холодный вечерний воздух. И, наконец, спускаюсь по стоптанным ступенькам.
Елена Волкова
Трамвайные маршруты.
Трамвай проехал перекресток и остановился. "Ток кончился!" - подумал
вагоновожатый. А нет! Это просто молодой человек, одетый в синий лапсердак и
оранжевые ботинки, с портфелем в одной руке и с веревкой от пантографа в
другой, скачет на одной ноге. Бабушка, которая стоит на задней площадке
трамвая, прижавшись к стеклу сморщенным подбородкам, корчит рожи пареньку на
улице. А тот прямо-таки танцор большого театра, зажав портфель под мышкой и ловко
перекидывая веревку из одной руки в другую, лихо отплясывает "Сиртаки". Тут
молодой человек остановился, посмотрел по сторонам и понял, чего ему не хватает
-зрителей. Только одна луна, сволочь, и та не может оценить его достоинств. А
где люди? А! Они еду в машинах, и смотрят на придурка в синем лапсердаке,
который собрал вокруг себя толпу и распинается перед ней. "Наверное, он от
радости прыгает!" - подумал вагоновожатый и дал задний ход. Трамвай медленно
покатился и переехал бедного юношу! Толпа молча стала расходиться, тихо шурша
листьями под ногами. И только один мальчик остался. Он стоял и смотрел на
тщедушную тушку танцора. Стоял и думал о прошедшем лете, о листьях, о том,
как трамвай мог поехать - если в нем нет тока?
Почему так всегда бывает, что когда кого-то переедешь, сразу задумываешься о
смысле жизни, и в голову лезут разные мысли? Начинаешь думать о горькой правде
и хлебе насущном? Вздрагиваешь от телефонных звонков и с ужасом смотришь в
дверной глазок, боясь увидеть там наряд милиции?
Почему, сразу после наезда, пытаешься найти берлогу и спокойно там
перезимовать? А если нет берлоги, то подойдет любой ресторан. Там ты садишься на
пол и начинаешь медитировать. Тебе приносят "Бехеровку" и "Саке", и ты по
рецепту Ерофеева делаешь коктейль, добавляя в него стрихнин. Нет, ты не пьешь! Ты
сидишь и шевелишь ушами.
Повернуть бы еще один трамвай в нужное русло. Но нет, ты ложишься и спокойно
засыпаешь. Ты как Хрущев, думаешь: чем засеять поле дураков? Кукурузой или
трамвайными колесами?
"Бегом, падла!" - орет человек в оранжевой куртке, управляя рычагами в
кабине. Просто не успел он переехать очередную женщину. Сидит он жалкий, в своем
трамвае и думает: "Когда ж ты пойдешь, сука!" Это он - о тетке с сумками,
которая в нерешительности встала перед вагоном и стоит. Ее мысли хаотично
проносятся в голове, а распухший от напряжения мозг перебирает невеселые
картинки. Но долго стоять не получилось. Сзади к тетке подлетел истребитель Ф-17
и из него вытянулся Андрей Болконский. Он схватил ее за талию, сумки полетели в
разные стороны, и стал отрывать по одному органу и припевать:" Лети цветик, на
восток..." И тетка, как пушинка стала разлетаться по всему Луисбургу.
Ах, Луисбург -Луисбург.
Удивительно страшно, красиво, остро.
Весь я в чем-то хохлятском, ужасном и гадком
Вдохновляюсь порывно и берусь за бухло!
(Да простит, меня Северянин за эту ахинею!)
Да, Нагония нынче изменилась. Хан Батый не оставил ни одного живого места.
Вон видны острые наконечники крылатых ракет. Это гнусный Рейган, вновь угрожает
нам своей ядерной угрозой. Ну ничего, мы горды и не преступны. У нас самая
лучшая армия в мире. Недаром фриц Болконский, приземлился на своем истребителе
в центре столицы.
Центр! Центр! Это я сокол! Несколько шагов и ты в Атлантике! Только чайки
ездят в округ! Белые такие, черные и совсем не грязные. А с чего им быть
грязными-то?
Поворот и ты уже в нирване. А там тебя встречает юное, прекрасное, счастливое
лицо. В руке зажат молоток и гаечный ключ. Сразу подумалось, что у трамвая буфер
отвалился. Ты подходишь и даешь пинка созданию. Молоток летит в одну сторону, а
ключ - в другую, а дева Мария летит над асфальтом с загадочной улыбкой в зубах!
Поворот! А мы идем или едем? Мы парим! Мы фунциклируем! А вот и блядь
Ленина! Чингиз-Хан вставил спички в глаза и внимательно посмотрел на нее!
Мрачная неудовлетворенность одной и счастливое детство другого.
Падаем, долго падаем! Алиса отдыхает. Наше падение длится вечность. А всего,
пробив ограждение, вылетели мы в озеро Иссык-Куль. Оно глубокое, бездонное.
Только Леннон на своей желтой подводной лодке нам повстречался на пути. Тут в
иллюминатор заглядывает рожа. Нос кривой, губы накрашены. А взгляд косой! Ба, да
это же капитан Нэмо! Бедный старик, до чего его жизнь довела. Мы не когда не
задумываемся о героях. Да и черт с ним, пускай ищет свою Русалочку. С
Ихтиандром опыт уже был, да голубезной попахивает.
Черт! Наш трамвай, вылетает в Антарктиде! А вагоновожатый опять
надрывно кричит:" Ну, заяц! Погоди!" Это Бил Гейц зажал денег за проезд! Но его
надо пожалеть, так как последнее он потратил на Монику Левински. С такими
криками наш водитель направляет вагон в гущу событий. Роскошных, больших событий.
Треск, лязг, крики: "Ура!", "Браво!", "Судью на мыло!", "Революция свершилась!"
И тишина, только мертвые с косами вдоль дорог стоят. Такие сытые мертвые. В
блестящих, цинковых гробах. Они уверены в своем будущем!
А вот капитан Немо, не уверен! Есть ли жизнь на Марсе, нет ли? Ему это пока
не известно. Он бороздит просторы Эгейского моря и тихо мурлычит песенку под
нос:" Море, море мир бездонный!"
Тем временем, какой-то идиот пытался пролезть под трамваем во время движения
и ему отрезало ноги. Бедный водитель, бегает, кричит, что у него дети, что он не
хотел, что мол, тот сам нарвался. А толпа все прибавляется. Люди начинают тоже
кричать: " Позовите полицию!" - "Дурак, у нас милиция", - "С новым годом!" Только одни
Адам и Ева не кричат. Они тихо стоят и курят запретный плод, который Адам
свернул на ближайшем поле канапли. Мир перевернулся! Они медленно расходятся в
разные стороны, но при этом продолжают смотреть друг другу в глаза. Еще
несколько метров и .... разбегаются, бьются друг о друга лбами и у Адама
отваливаются рога. Так и хочется вручить Адаму рога, старенький чемоданчик в
котором лежит синий лапсердак и выставить его за дверь.
Как тяжело иногда бывает!
А трамвай уехал. Дальше нам ехать на роликах, потому, что пешком туда не
дойти. Мысли начинают генерировать идеи...Тупые, бредовые идеи. Но в округ же
столько бредятины!
ЗЫ:)))) Пускай автор "Троллейбусных маршрутов" - не обижается!
На дураков тем более…
А как не состоявшийся гений, я уважаю людей, которые могут путем нехитрых
манипуляций выражать свои мысли на бумаге.
И сори, за ошибки: много выпито, накурено-ууккурренно!и время уже много!